Закончилось время блистательных петровских побед, и оказалось, что мощная армия стала обузой для страны, измотанной четвертьвековым титаническим усилием. Экономика, почти целиком ориентированная на войну, не давала доходов, казна опустела. Расходы на армию неуклонно сокращались. В долговременные отпуска отправили множество офицеров и солдат-дворян; оставшиеся же активно использовались во внутренних делах государства. Одно только рытье Ладожского канала занимало почти 15 000 солдат, побатальонно высылавшихся от многих полков. Непрекращающиеся эксперименты по удешевлению содержания армии приводили к поистине плачевным результатам. Солдаты годами не брались за боевое оружие; падала дисциплина, боевая подготовка занимала самое незначительное место в жизни частей.
Удивительнее всего то, что в этих условиях армия умудрялась одерживать весьма серьезные победы, сохраняя боеспособность и высокий моральный дух. И все-таки "экономия" не проходила бесследно: все победы достигались слишком высокой ценой и не приводили к решающим результатам.
Такое положение вещей характерно для длительного периода истории России, за который на престоле сменились несколько властителей: Екатерина I, Петр II, Анна Иоанновна, Иоанн Антонович, и, наконец, Елизавета Петровна.
Комплектование
Комплектование полков по-прежнему осуществлялось рекрутскими наборами, проводимыми по мере надобности. Требования, предъявляемые к рекрутам при наборе, чрезвычайно снизились: в армию зачастую сдавали тех, от кого нужно было избавиться, даже преступников. С 1729 г. в рекруты брали беглых и бродяг, а позже и просто нищих, отлавливаемых на улицах городов. Таким образом государство решало сразу две проблемы: пополняло армию и перекладывало заботу о неблагонадежных людях на полковое начальство.
Рекруты редко проявляли стремление к службе - побеги и членовредительство были делом обычным. Для предупреждения побегов новобранцев клеймили крестом, как и при Петре. Лишь в 1757 г. эту меру заменили на более мягкую: рекрутам постоянно выбривали лбы вплоть до поступления в полк; по бритому лбу можно было легко отличить беглого. Солдат за побег ожидала серьезная кара - полторы тысячи шпицрутенов. Во время Семилетней войны иногда прибегали и к "политической казни" бежавших солдат: им отрезали уши или отсекали кисти рук. Членовредительство также не всегда спасало: на службу разрешалось принимать людей и с "поврежденными членами", лишь бы были пригодны для строя.
Не улучшились условия доставки рекрутов к полкам. В 1759 г. до армии добиралось не более 5 0 процентов новобранцев; от 10 до 20 процентов умирало в пути, большинство других попадало в лазареты. Осматривавшие их лекари отмечали, что "причина... болезни, по общему рассуждению, не иная признается, как потаенное состояние воздуха, а что ко оной рекруты паче всех склонны, сие делается ради следующих причин: яко то дальней и трудной дороги оттуда они приводятся; пищи необыкновенной и бедной; переменного воздуха; великого утеснения в квартирах и нечистоты, отчего худой и тяжелый воздух обыкновенно в оных живет; переменной и мокрой зимы; великих и строгих трудов от военной экзерциции". Высокая смертность привлекла внимание командования, и последовало распоряжение перевозить пополнения на кораблях, а по суше - на телегах. Строже стали следить за обеспечением рекрутских партий пищей, чистыми квартирами, медикаментами; за умерших рекрутов офицерам зачастую приходилось нести ответственность, хотя нужно отметить, что это случалось нечасто, да и наказания были скорее символическими, вроде отстранения от командования партией.
В армию по-прежнему забирались солдатские дети. Для них еще при Петре были учреждены школы в гарнизонах, где велось обучение чтению, письму, арифметике и "солдатской экзерциции". Семейных солдат в армии становилось все больше, и количество солдатских детей постоянно увеличивалось. Эти школы давали устойчивый приток писарей, музыкантов и специалистов для полкового хозяйства; малоспособных воспитанников зачисляли в солдаты. Грамотных в полках становилось все больше, чему способствовал и последовавший в 1731 г. запрет на производство в унтер-офицеры неграмотных солдат.
Дворяне, несшие пожизненную службу, только в 1736 г. получили некоторое послабление: срок службы был ограничен 25 годами; при наличии нескольких сыновей в семье одному из них разрешено было не вступать в службу и оставаться дома для ведения хозяйства. Дворяне Эстляндии и Лифляндии проходили службу на добровольной основе.
Дворянские недоросли зачислялись в полки рядовыми или унтер-офицерами. После смерти Петра I исчез жесткий контроль над дворянской службой; злоупотребления в этой сфере стали входить в систему. Отпрыски большинства богатых и знатных фамилий записывались в полки с самого рождения и, проживая в родительском доме, "проходили службу с нижних чинов". По достижении совершеннолетия они получали обер-офицерские звания. Такой порядок, чрезвычайно широко распространившийся при Елизавете, полностью искажал саму петровскую идею подготовки будущих офицеров.
В гвардии возник институт сверхштатных унтер-офицеров и нижних чинов; ими становились молодые дворяне, записанные в полки в 8-12 лет. Многие из них находились в домашних отпусках "для повышения образования". Среди прочих, в 1742 г. ведено было "написать лейб-гвардии Семеновский полк в солдаты сверх комплекта без жалования" 12-летнего недоросля Александра Суворова. Два раза затем ему предоставлялись двухгодичные отпуска, во время которых он обучался "указанным наукам, а именно: арифметике, геометрии, тригонометрии, артиллерии и часть инженерии и фортификации, також из иностранных языков да и военной экзерциции...". Василий Иванович Суворов, отец молодого мушкетера, перед каждым отпуском писал обязательство гвардейскому полку, а раз в полгода отчитывался об успехах сына в учебе. Лишь в 1751 г. А. В. Суворов получил сержантское звание, а в 1754 г. был переведен в армию поручиком.
Правительство вообще стремилось повысить уровень образования офицеров, ведь среди дворянских недорослей находилось немало неучей. С такими обходились жестко: с 1737 г. велено всех неграмотных дворян навечно зачислять в солдаты. При Анне Иоанновне, в 1731 г., был образован Кадетский корпус, призванный повысить уровень общего и военного образования офицеров. На деле же оказалось, что лишь к 50-м гг. подготовка кадетов вышла на требуемый уровень. К тому же только немногие выпускники корпуса становились офицерами армии, большая часть предпочитала пополнять многочисленную группу гвардейских унтер-офицеров.
Недворяне получали офицерские чины крайне редко, да и то, как правило, во время боевых действий.
В экстренных случаях пополнение офицерских кадров шло без соблюдения даже тех (весьма мягких) правил, какие действовали обычно. Перед Семилетней войной множество армейских сержантов было сразу произведено в подпоручики, минуя чин. Во время же войны 1758 г. приходилось производить в офицеры даже нижних чинов гарнизонных полков; кроме того, прибегли к ускоренному выпуску воспитанников Кадетского корпуса и производству гвардейских унтер-офицеров.
В армию по-прежнему принимали иностранцев. Иногда это приводило к некоторым недоразумениям: так, во время войны со Швецией в 1741 г. из всех полков, стоящих в Финляндии, отозвали офицеров шведской национальности. В 1732 г. оклады офицеров-иностранцев уравняли с окладами русских.
Изначально производство в офицерские чины осуществлялось баллотировкой офицеров полка. Свойственные этой системе возможности злоупотреблений приводили к тому, что многие заслуженные офицеры десятилетиями не повышались в чине; в то же время молодые "протеже" высшего начальства быстро делали карьеру. Все последующие изменения системы производства (предоставление права повышения лично Б. Миниху в 1736 г., производство по старшинству и достоинству при Елизавете Петровне) так и не смогли упорядочить прохождение службы офицеров; впрочем, это не удавалось и в более поздние периоды.
Для большинства офицеров и нижних чинов из дворян служба в мирное время мало ощущалась: еще с 1724 г. разрешалось увольнять часть дворян в отпуска для занятия домашним хозяйством. В разное время число таких отпускников менялось от трети до половины всех военнослужащих дворян; из-за этого некомплект командных кадров делался так велик, что и речи не могло идти о серьезной военной подготовке нижних чинов, тем более что оставшиеся больше занимались делами, слабо связанными с армейской учебой. Полк активно участвовал в жизни того уезда, к которому был причислен и в котором располагался. Сбор денег и продовольствия на содержание полка, рекрутские наборы, поимки беглых крестьян, искоренение разбойничьих шаек и участие в работе судебных органов - все занятия военнослужащих трудно перечислить. Команды нижних чинов, иногда целые батальоны, выделялись на несение всевозможных караулов и на государственные работы. Так, в 1749 г. в трех армейских полках Петербургского гарнизона из почти 7 000 чинов списочного состава налицо оказывалось не более 670, и из тех половина - малолетние.
Организация
Организационная структура пехотных частей и соединений изменилась незначительно.
Высшие соединения пехоты (бригады, дивизии и корпуса) носили временный характер. Бригада обычно включала 2-3 полка, дивизия - от 2 до 5 бригад.
Наибольшие изменения в этот период претерпели гренадерские формирования. При Екатерине I роты сводных гренадерских полков были отправлены к своим полкам; фузелерные полки, в свою очередь, выделили из своего состава по одной фузелерной роте. Таким образом, вместо гренадерских полков составились фузелерные, получившие единообразную с остальными организацию из 2 батальонов (1 гренадерская и 7 фузелерных рот).
В правление Анны Иоанновны пришли к заключению, что содержать гренадерские роты нецелесообразно; в хозяйственном отношении всех гренадер (по 16 человек) причислили к 8 фузелерным ротам полка, при ротах состояли и гренадерские офицеры и унтер-офицеры. При всех построениях по-прежнему формировалась гренадерская рота - 9-я в полку.
Количество полевых пехотных полков практически не изменилось: к 38 полкам, состоящим в армии к 1731 г., в 1735 г. прибавилось 8 - из числа выведенных из Персии (Низовой корпус). Новшеством, отразившим стремление к удешевлению содержания войск, стало введение раздельных штатов мирного и военного времени.
В 1741 г. гренадерские роты восстановили и как хозяйственные единицы; в полку теперь 9 рот. При этом на время войны со Швецией в 1741 -1743 гг. вновь учреждены сводно гренадерские полки: в армии фельдмаршала Ласси, например, в 1742 г. состоял 11-ротный "Гренадерский пехотный полк".
При Елизавете Петровне численность полков была увеличена; в 1747 г. к двум существовавшим был добавлен третий батальон из 4 мушкетерских рот. Для реорганизации провели специальный рекрутский набор; сформированные батальоны сопроводили к полкам специально посланные офицеры. В 1753 г. количество гренадерских рот в полку возросло до трех; батальон включал в себя теперь 1 гренадерскую и 4 мушкетерских роты. Однако такой состав сохранился недолго: уже через 3 года гренадерские роты вторых батальонов вошли в состав сформированных четырех номерных гренадерских полков. В каждом из них состояло 10 рот, разделенных на два батальона. Высокое качество этих новых полков уже в 1757 г. отмечалось даже не слишком расположенным к русским, иностранным наблюдателем: "Главная их армии сила состоит в гранодерских полках, и подлинно, все гранодеры люди плотные и сильные...".
Вообще, гренадерские части и подразделения при Елизавете Петровне были поставлены в привилегированное положение относительно прочей пехоты. От полкового начальства постоянно требовали поддерживать штатную численность гренадерских рот вне зависимости от численности мушкетерских. И оказалось, что к началу Семилетней войны мушкетерские роты полков за редким исключением могли выставить более 20-25 рядов (100 человек рядовых вместо 144 по штату); в то же время гренадеров, как и полагалось по штату, везде по 200 в роте. Некомплект к 1756 г. доходил до 280 нижних чинов на полк (около 2 рот). Через год это число возросло втрое, поэтому по предложению генерал-аншефа В. В. Фермора в полках укомплектовали полностью 2 батальона и 2 гренадерские роты; остатки третьего батальона отослали для пополнения рекрутами.
Помимо созданных перед Семилетней войной постоянных гренадерских полков, во время войны появились новые сводные гренадерские части (Сводно-Гренадерский полк в 1757 г. при Гросс-Егерсдорфе) и подразделения (сводно-гренадерские батальоны под Кольбергом в 1761 г.), а штатные гренадерские полки в ходе боевых действий были почти все расчислены на отдельные батальоны.
В 1756 г. началось формирование Запасного, или Обсервационного, корпуса графа П. И. Шувалова. В его гренадерском и пяти мушкетерских номерных полках предполагалось иметь до 30 000 строевых и нестроевых чинов, предназначенных единственно для прикрытия действия многочисленной корпусной и полковой артиллерии. По проекту, корпус должен был иметь до 144 полевых и полковых артиллерийских орудий различных систем, но к 1758 г. при 5 полках в походе имелось только 98 стволов - двухпудовых, однопудовых, полупудовых, четвертьпудовых единорогов, восьмифунтовых пушек и шуваловских "секретных гаубиц". Каждый полк корпуса состоял из 4-х батальонов по 4 роты; в батальонах мушкетерских полков одна из рот была гренадерская. Подразумевалось, что корпус должен комплектоваться лучшими людьми полевых полков (по 420 человек от полка). На деле оказалось, что можно рассчитывать лишь на 15 полков, оставшихся в России после начала войны. Приходилось брать людей из гарнизона, ландмилиции и даже из драгунских полков; около половины нижних чинов корпуса составляли рекруты. Для похода удалось укомплектовать лишь 5 полков (Гренадерский и 1, 3, 4 и 5-й мушкетерские). Собранные "с миру по нитке", полки этого корпуса, конечно, не стали той армейской элитой, какой задумывались. Их боевые качества оказались невысоки: уже в первом сражении под Цорндорфом в 1758 г. они подверглись настоящему избиению, и многие считали их виновниками не слишком удачного исхода боя. Через год под Кунерсдорфом корпус снова был разбит и отброшен с позиций; в 1763 г. полки корпуса расформировали. Так была похоронена идея создания "пехотно-артиллерийских" частей - химеры времен расцвета линейной тактики.
Артиллерийская часть в полевых полках претерпела значительные изменения. Вплоть до 1736 г. при полках состояло по 2 трехфунтовых пушки на лафетах с 4 шестифунтовыми мортирками на станках, перевозимыми на пушечных лафетах. Весь этот парк обслуживали назначенные от артиллерии 2 канонира, 4 фузелера и 6 фурлейтов; кроме того, в каждой роте был 1 фузелер, обученный премудростям артиллерийской службы. В 1736 г. каждый полк должен был получить дополнительно еще 2 пушки и 4 мортирки, но на деле такое удвоение артиллерии произошло лишь через год. Мортирки, по новому правилу, обслуживали специально обученный обер-офицер и 8 гренадеров. Но, помимо усиления огневой мощи, "прибавочная" артиллерия перегружала подвижную часть полка. Поэтому до 1745 г. в полках то изымали эти "лишние" орудия, то добавляли вновь, пока, наконец, не выключили их из штата. В дальнейшем двойная артиллерия появляется в 1748 г., но только в полках вспомогательного русского корпуса на Рейне.
В начале 50-х гг. инспекция показала, что в полках начисто отсутствуют навыки стрельбы из мортирок, даже лафетов к ним не содержится. Для исправления артиллерийской части в 1753г. к каждому из полков был откомандирован офицер-артиллерист. Также, по представлению графа П. И. Шувалова, предполагалось усилить полковую артиллерию полупудовой "секретной гаубицей", предназначенной, прежде всего, для стрельбы картечью. Подобные гаубицы поступили в полки Обсервационного корпуса, но в других частях не нашли применения; как вскоре выяснилось, они не оправдали возлагаемых на них надежд.
По штату 1756 г. каждому полку полагалось 4 медных трехфунтовых пушки и 8 шестифунтовых мортирок. Орудийный парк полностью переходил в ведомство полка, а прислуга комплектовалась чинами полка из расчета 9 человек на пушку и 12 запасных. Заведовал этим хозяйством зачисленный в штат полка артиллерийский офицер, носивший полковой мундир. Пушки с 1757 г. стали заменять на четвертькартаульные (двенадцатифунтовые) единороги, но их оказалось недостаточно. Армию снабжали и восьмифунтовыми единорогами; к концу войны в некоторых полках их насчитывалось до 6 штук, по 2 на батальон.
Гвардия
Изменения в организации коснулись и гвардии. Основным стало формирование в 1730-1731 гг. третьего по счету полка гвардейской пехоты, названного Измайловским (по наименованию подмосковной резиденции Анны Иоанновны). Рядовых нового полка набирали из Украинской ландмилиции, унтер-офицеров и капралов пехотных полков Московской губернии, офицеров - из "лифляндцев, эстляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев и из русских". По замыслу императрицы полк должен был служить противовесом старым гвардейским полкам и хоть как-то ограничивать их влияние на внутреннюю политику. Для этого нижние чины специально набирались из тех областей Украины, куда при Петре высылали московских стрельцов, имевших много поводов недолюбливать преображенцев и семеновцев. На деле же полк очень скоро стал частью единого гвардейского организма.
Организационная структура гвардии практически не изменилась. В 1730-1762 гг. Преображенский полк состоял из 4 четырехротных батальонов и бомбардирской роты (3 офицера, 4 унтер-офицера, 4 капрала, 36 бомбардиров, 36 кадетов, писарь, лекарский ученик). Гренадеры (6 офицеров, 11 унтер-офицеров, 6 капралов и 256 рядовых) в 1731 г. были разделены на 16 мушкетерских рот, а с 1741 г. вновь сведены в одну роту. В Семеновском и Измайловском полках было по 3 батальона; гренадеры (4 офицера, 10 унтер-офицеров, 4 капрала и 198 рядовых) были организованы подобно преображенцам. В гвардейских слободах в Москве оставались команды двух "старых" полков.
В Преображенском полку состояли 1 полупудовая гаубица и 8 трехфунтовых пушек, в двух других полках - по 1 гаубице и по 6 пушек.
Еще одним достаточно оригинальным гвардейским подразделением стала Лейб-кампания, организованная из бывшей гренадерской роты Преображенского полка, принявшая самое активное участие в перевороте 1741 г. Щедрость Елизаветы Петровны стала воистину безмерной. Все чины роты, не состоявшие в дворянстве, получили его; старшинство в чинах относительно армии определялось следующим образом: рядовой Лейб-кампании соответствовал поручику армии, капрал - капитану, фурьер и подпрапорщик - секунд-майору, вице-сержант - премьер-майору, сержант - подполковнику, прапорщик - полковнику, адъютант - бригадиру, подпоручик - генерал-майору, поручик - генерал-поручику, капитан-поручик - полному генералу. Чин капитана Лейб-кампании взяла на себя сама императрица. "Придворное" подразделение не пережило своего капитана;
Петр III расформировал Лейб-кампанию в 1762 г., а Екатерина II восстановила ее лишь в качестве гренадерской роты Преображенского полка (в дополнение к уже существовавшей).
Легкая пехота
Правление Елизаветы положило начало созданию несомненно чрезвычайно полезного вида армейских частей - легкой пехоты. Столкнувшись с противоборством прусских егерей и "фрей-батальонов", П.А. Румянцев в 1761 г. под Кольбергом учредил в подчиненных ему войсках 2 батальона, набранных из
"охотников". В них служили добровольцы, обученные по специальной инструкции, в каждом "легком" батальоне было 5 рот (по 100 рядовых, разделенных на 4 капральства, с командирами); при батальонах содержалось по 2 орудия. Эти подразделения были расформированы по окончании войны, но практика их создания не прошла даром: впоследствии русская легкая пехота (егеря) при Екатерине II стала сильнейшей в Европе.
Гарнизонные полки
Гарнизонную пехоту представляли 2-батальонные полки (только 2 полка имели к 1762 г. по 3 батальона) с 1 гренадерской ротой и отдельные батальоны. Гарнизоны, расположенные во вновь присоединенных к России прибалтийских землях и содержащиеся в относительно большем порядке, получили название "остзейских" (19 полков и 2 батальона); остальные гарнизоны, называемые "внутренними", из-за хронического некомплекта лишь формально можно было считать полками и батальонами.
Обучение и уставы
Ведущая роль в управлении полком принадлежала "господам штабам" - совету полковых штаб-офицеров. Командир полка, как правило, не мог отдавать распоряжения без согласия штаба.
Штаб-офицеры, среди прочего, определяли и порядок строевого обучения нижних чинов. Время для такого обучения отводилось лишь в период "кампаментов" (летних лагерных сборов), продолжительностью от 2 недель до 2 месяцев. По возможности, в лагерях собирался весь полк или батальон; время, свободное от изнурительных работ и походов, проходило легко и беззаботно. Разбивали палаточный лагерь: "...всякий ротный командир старался перещеголять других и украшал улицу роты своей колико можно, усыпал ее разными песками и выкладывал дерном разные фигуры и украшения...". Во многих полках палатки стояли лишь для вида: офицеры жили в специально Построенных избах, а нижние чины - в землянках.
Только в лагерях солдаты практиковались в стрельбе, выпуская положенные им на год 3 патрона в щиты с нарисованными черной краской ростовыми фигурами-мишенями. Несколько большее внимание огневой подготовке стали уделять при Елизавете Петровне: на мушкетера теперь полагалось 6 патронов, на гренадера - 9. В ряде полков командиры изыскивали возможность увеличивать число учебных патронов и таким образом повышать боеготовность солдат.
Гвардейцев обучали более систематично: строевые занятия и учебные стрельбы проводились даже зимой.
Отсутствие офицеров при полках крайне негативно должно было сказываться и на одиночном обучении солдат, поскольку унтер-офицеры по действующим правилам не могли заниматься с рядовыми даже элементарными экзерцициями. И на самом деле, большинство унтер-офицеров из дворян, находясь в младенческом возрасте или вдали от полков, не были способны чему-либо научить новичков. Но на "настоящих" унтер-офицеров и на старослужащих рядовых волей-неволей приходилось надеяться, коль скоро речь заходила о боеготовности полка (а чаще о готовности к смотрам).
Из полковых учений постепенно исчезали все элементы неожиданности. В планах учений заранее старались описать все возможные варианты действий, и если реальная ситуация выпадала из правил, то начальники просто терялись.
Что касается строевого и тактического обучения, то военные деятели времен Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны так и не смогли предложить ничего лучше петровского Устава 1716 г. Лишь в 1755 г. появился Устав, во многих положениях сходный с прусским, но так как на его изучение перед войной оставалось слишком мало времени, то большинство экзерциций по-прежнему исполнялись по петровским правилам. Поэтому мы только коротко познакомим читателя с основными попытками изменения Устава, предпринятыми в этот период.
Первой из таких попыток стала вышедшая в 1731 г. "Экзерциция пеша", составленная Б. Минихом. Ее называли также "прусской экзерцицией", хотя совершенно необоснованно: практически это был несколько переработанный Устав 1716 г. В заглавии "Экзерциций..." значилось пояснение: "С показанием ясного истолкования"; на самом же деле описание строевых и тактических приемов было гораздо сложнее петровского и даже прусского. К тому же документ рассылался в рукописных экземплярах и текст при переписывании искажался; поэтому трудно было найти два полка, в которых бы экзерциций выполнялись одинаково.
Кроме сдваивания шеренг, в "Экзерциции..." подробнейшим образом описывались разнообразные правила стрельбы. Полк строился в четыре шеренги, а огонь вели три. Три шеренги выстраивались либо разделением людей четвертой шеренги по первым трем, либо объединением первой и второй шеренг: "...чтоб первая шеренга имела двойной огонь..." Гренадерская рота разделялась на две части и вставала на флангах, как правило, сохраняя 4-шереножное построение.
Перед стрельбой первая шеренга примыкала штыки и становилась на колено. Огонь велся шеренгами, начиная с задней, или плутонгами. Во время штурма Перекопа в 1736 г. огневое прикрытие поддерживали солдаты четвертой шеренги, в то время как остальные три лезли на вал.
"Экзерциция..." подтверждала большинство положений Устава 1716 г., в том числе и правила действия штыком.
Но война с Турцией 1735-1739 гг.- выдвинула новые требования к тактике пехоты. Основным построением стали дивизионные колонны, а основным видом боя - огневой.
Теперь и при стрельбе полки выстраивались в 4 шеренги; 2-ю шеренгу образовывали вновь поставленные в строй через одного пикинеры. В 1-ю шеренгу приказывали ставить лучших солдат, независимо от роста. Наиболее эффективной была признана стрельба плутонгами. Пушки ставились позади флангов; в нужный момент плутонг, стоящий перед орудиями, уходил за строй. Наконец, с трех до пяти увеличивался запас "шлагов" (гранат) у гренадеров. Активно использовались и рогатки.
Все эти меры, вероятно, дали какой-то результат: в 1739 г. в сражении при Ставучанах 50 тысяч русских обратили в бегство 100-тысячную турецко-татарскую армию тактическими передвижениями и ружейно-артиллерийским огнем.
В "Экзерциции..." довольно подробно были описаны правила ношения и постановки рогаток. При четырехшереножном строе каждые шесть рядов солдат получали свой брус-основу и 24 пики (полупики). На марше солдаты надевали ружье на ремне на левое плечо, а пику несли на правом. В крайнем правом (из каждых шести) ряду два солдата, сменяясь, несли на плече брус. По команде "Ставь рогатки" брус выносили перед первую шеренгу; два солдата держали его за концы, а остальные передавали пики людям первой шеренги, которые вставляли их в отверстия бруса. После того, как рогатки были собраны, их сцепляли между собой с помощью железных крючьев, закрепленных в торцах бруса. Разбиралась конструкция в обратном порядке.
И все-таки миниховская "Экзерциция..." лишь усложнила петровский Устав. Уже в 1742 г., по воцарении Елизаветы Петровны чаяниями фельдмаршала П. Ласси был восстановлен изначальный петровский Устав. Но полковое начальство успело познать вкус самостоятельного законотворчества: вплоть до конца века многие частные командиры считали своим долгом вносить собственные дополнения к действующим уставам и наставлениям.
Еще одним "новшеством" стала постепенно усиливающаяся ориентация на парадное обучение солдат. Если при Петре требовалась функциональная правильность выполнения всех команд, то теперь внимание все более стали обращать на красивость и однообразность движений. "Внушаемые" унтер-офицерской палкой навыки (положения рук, ног, туловища, ружья) не имели никакой практической пользы, но радовали глаз проверяющему начальству.
Слабым местом Устава 1716 г. было отсутствие правил построения каре, что попытался исправить тот же П. Ласси, своим проектом нового Устава 1746 г.
Тактические построения полка ничем не отличались от миниховских, а следовательно, и от петровских. Основным отличием служили тщательно описанные три варианта каре: "дивизионное батальон-каре", "огибное батальон-каре" и "сквозное батальон-каре". В первом случае передний фас каре составляли 5-я и 6-я мушкетерские роты (3-й дивизион), во втором - 4-я и 5-я, в третьем - 3-я и 4-я. Все перестроения прикрывались гренадерами, которые стреляли и бросали шлаги, либо объединяясь в роту (в первом случае), либо действуя, как обычно, двумя полуротами на флангах. В каре гренадеры занимали углы, там же устанавливались и полковые пушки. Метание шлагов допускалось лишь из каре и при отступлении.
Команды штаб-офицеров дублировались полковыми музыкантами и барабанщиками. Так, для наступления били сигнал "поход", а после начала наступления - "марш"; для отступления - "ретирада" и "с поля"; стрельба осуществлялась по сигналу "дробь", а построение каре - по "тревоге".
Проект Устава так и не был принят для всей армии и использовался, по-видимому, лишь в войсках, подчиненных фельдмаршалу П. Ласси.
В 1748 г. во время похода на Рейн русского вспомогательного корпуса его командир - Василий Аникитич Репнин (сын знаменитого петровского военачальника) - в полной мере использовал Устав 1716 г., внеся лишь некоторые изменения в походный порядок войск. Иностранцы, видевшие полки корпуса, восхищались их выучкой; но это был всего лишь единичный пример в целом, уровень строевой и тактической подготовки неуклонно падал.
В 1755 г., наконец, был выпущен новый Устав, разработанный полковником 3.Г. Чернышевым. Несмотря на явную пропрусскую ориентацию. Устав мог придать хоть какое-то единообразие армейским построениям; но времени на его изучение уже не оставалось...
Несомненным достоинством этого документа была предоставляемая командирам свобода в выборе оптимального построения; явным недостатком - усложнение строевых приемов.
Построение в 4 шеренги применялось теперь и для стрельбы, лишь изредка строились в 3 шеренги. Все солдаты в строю имели примкнутые штыки.
В развернутом линейном порядке на флангах трех батальонов ставились гренадерские роты. Между ними и батальонами, а также между батальонами оставались интервалы в восемь шагов для полковой артиллерии. 12 мушкетерских рот, в зависимости от числа людей, рассчитывались в каждом батальоне на 1, 2, 3 или 4 дивизиона; каждый дивизион, в свою очередь, на 4 плутонга. Перед стрельбой позади фронта вставали резервы: мушкетерский (по одному ряду от полудивизиона) - за 2-м батальоном, два гренадерских - за 1-ми 3-м батальонами. Шеренги, стоящие в трех шагах друг от друга, придвигались вплотную к первой; первая и вторая вставали на колено. Пальба производилась полудивизионами, плутонгами, шеренгами, рядами, залпами и косым огнем.
Полудивизионы начинали огонь с правого плутонга; менее интенсивной была стрельба плутонгами, когда по очереди стреляли плутонги дивизиона. Шеренги стреляли, начиная с задней, ряды (по два) - с правого фланга каждого плутонга. "Косой огонь" велся под углом к фронту.
Гренадерские роты действовали самостоятельно, а шлаги бросали лишь при отступлении.
Резервы сохранялись до самого последнего момента; при атаке они обстреливали противника, выдвинувшись вперед.
В Устав были введены и французские новинки - построение нескольких видов колонн. На походе строились взводные колонны, для отражения внезапных кавалерийских атак - ротные, для переправ - полковые "по средним частям" (линии), для решительных атак - "густые батальонные" (сомкнутые).
П. А. Румянцев в конце Семилетней войны обучал войска и построению массированных колонн - из 2, 4 и более полков.
Против ожидаемых атак неприятельской конницы полк мог строиться в 4 различных каре: батальон-каре, полковое, огибное и долгое. В каре гренадеры становились по краю каждого фаса, полковые пушки - по углам, гренадерские резервы - за пушками, мушкетерские - в центре каре. При построении "долгого" каре гренадерские роты образовывали боковые фасы.
Строевые приемы, получившие вновь целый ряд "разделений", делались "по флигельману" - специально выделенному солдату, правильно исполняющему все приемы.
Боевой порядок
Основное построение армии оставалось прежним. Пехотные полки строились в две линии, расстояние между которыми было двести - пятьсот шагов; между линиями иногда ставились полки или батальоны "поддержки" - резерва.
К сожалению, Семилетняя война не дала возможности продемонстрировать во всей красе тактические изыскания российских военных деятелей. Фридрих и его генералы оказались не очень склонны к "правильной" стратегии и часто вели бой совершенно "не по уставу". В большинстве сражений (Гросс-Егерсдорфе в 1757 г., Цорндорф в 1758 г., Кунерсдорф в 1759 г.) противник путал все карты русским полководцам; армии приходилось драться в самых неудобных положениях, и только храбрость и упорство солдат и частная инициатива командиров спасали положение, обращая практически проигранные бои в победы.
В конце войны русские достаточно удачно применяли колонны. Именно в таком порядке контратаковали гренадерские батальоны под Кольбергом.
Несколько слов скажем и о подготовке действовавших там же легких батальонов. По замыслу П. А. Румянцева, они должны были поддерживать "легкие войска" (иррегулярную кавалерию и иногда драгун), прикрывая их во время отступлений и поддерживая при наступлении. Батальоны должны были действовать в лесах и в деревнях, строить фронт с артиллерией в узких "дефилеях", высылая "лучших же стрелков и в одну. шеренгу..." На открытых местах, при приближении к неприятелю подкреплений, им предписывалось "в тыл впадать" (атаковать с тыла), а находящегося в лесу врага атаковать, не смотря на численность, - "в сих случаях неприятель, всегда себе воображая больше силы, нежели она есть, в нестроение и в бег легко быть приведен может..." В любых сражениях требовалось соблюдать, "чтоб бесполезно порох трачен не был".
Квартирование
С 1724 г. для стоянки полка на вечных квартирах приказание было строить слободы из расчета одна изба - каждому сержанту, изба - двум капралам или трем рядовым. На полковой двор отводилось 8 изб, госпиталь и сарай. Проект этот встретил такие затруднения, что решено было строить лишь полковые дворы, а роты размещать по-прежнему по деревням. В дальнейшем еще несколько раз возвращались к идее постройки слобод. Для ряда полков (в том числе и для гвардейских) они все-таки были построены, но широкого распространения эта практика не получила.
В походах лагерь армии строился по петровским правилам. При Минихе в турецких кампаниях лагерь стали огораживать рогатками. Во все стороны высылались отводные караулы, а внутри лагеря выставлялись полковые пикеты. Во многих стычках дело решалось одними караулами и пикетами без привлечения основных сил.
Для размещения лагеря в авангарде армии шли целые команды фурьеров в конном строю, с ротными значками. Эти отряды в случае необходимости могли постоять за себя. Так, в 1737 г. отряд фурьеров и квартирмейстеров общей численностью 350 человек под командованием полковника Фермора столкнулся с пятью тысячами турок. Фермор построил людей в одношереножное батальон-каре, в центре разместил лошадей. Каре огнем отбило все атаки противника и дождалось подхода главных сил.
Дисциплина
Во время боевых действий дисциплина в войсках поддерживалась на высоком уровне; в промежутках между кампаниями, вследствие длительных отлучек офицеров и унтер-офицеров, поведение нижних чинов оставляло желать лучшего. Пьянство и картежная игра стали бичом армии; да что пьянство, в 1747 г. Ласси, жалуясь на отсутствие офицеров при полках, писал, что "солдатами проезжающим обывателям по дорогам чинятся обиды..."
Усиление полкового патриотизма имело и свои отрицательные стороны: так, чрезвычайно усилились конфликты между солдатами различных полков в мирное время. Доходило до драк, изредка люди брались за оружие. С этим боролись скорее для вида; начальство считало эти стычки продолжением русской традиции соперничества между деревнями или слободами,
Дисциплинарные наказания на провинившихся налагались по правилам воинского артикула 1716 г.
Но и здесь отступления от петровских правил были весьма значительны, особенно в том, что касалось наказаний при обучении солдат.
Правление Анны и связанный с ним приток иноземных офицеров, плохо знакомых с характером русских солдат и не желающих тратить время на доходчивое объяснение строевых приемов, привело к тому, что палки и батоги с невиданной прежде силой застучали по солдатским спинам...
Петровские законоположения, конечно, предусматривали наказания, но не за ружейные приемы, а лишь за несоблюдение строевой дисциплины.
В 30-х гг. постепенно забылось, что наказание "должно быть исправлением, а не мщением..." Офицерам начинало казаться, что постоянное битье способствовало обучению. К чести русского офицерского корпуса нужно отметить, что это увлечение никогда не было всеобщим: всегда находилось немало офицеров, рассчитывавших в обучении не на палку, а на силу морального воспитания. Так, например, поступал Болотов, обучая роту экзерцициям по новому Уставу 1755 года: "Я... вперил в каждого солдата охоту и желание скорее выучиться и искусством своим превзойти своих товарищей... Обходясь с ними ласково и дружелюбно, разделяя с ними труды... довел их до того, что они... сами старались... скорее выучиться. Весело было смотреть, как они, сварив себе каши и поставив котел, не прежде за оный садились, как став наперед оного и прометав ружьем самопроизвольно всего артикула. Сим средством я обучил свою роту в самое короткое время и довольно совершенно". При этом, по замечанию Болотова, "ни один солдат не мог жаловаться, чтоб он слишком убит или изувечен был, ни один из них не ушел и не отправлен в лазарет или прямо на тот свет". Однако, подобное наблюдение свидетельствовало о том, что более характерно было иное положение вещей, когда любое обучение приводило к значительным небоевым потерям среди солдат.
Устав 1755 г. узаконил телесные наказания за погрешности выполнения строевых приемов.
О русских солдатах отзывались в то время как об одних из самых дисциплинированных в Европе. Редкие факты, говорящие о недостойном поведении, обусловлены, как правило, лишь нераспорядительностью офицеров и экстраординарными условиями боя. Так, несколько сотен солдат армии Миниха ворвались в Очаков и "перекололи много народу..." с попустительства своих командиров. В 1741 г. грабежу и резне подверглись жители Вильманстранда, штурм которого отличался крайним ожесточением и нарушениями шведами своеобразного военного кодекса чести, принятого в Европе. После жестокого полевого сражения гарнизон крепости убил русского барабанщика-парламентера. Начавшийся штурм был прерван, когда шведы выбросили белый флаг; после этого сопротивление внезапно было возобновлено с новой силой. Только после того, как пушками были выбиты ворота, русские ворвались в "злой" город.
Поход
Правление Анны Иоанновны внесло в армейскую жизнь еще одну традицию, от которой безуспешно пытались избавиться вплоть до конца века. Согласно этой традиции, подъемная часть полка никогда не Соответствовала штатным размерам, как правило, превосходя их в несколько раз. Всякие попытки упорядочить безобразно разбухшие обозы оставались лишь благими пожеланиями. Если штатный обоз в 1731 г. остался таким же, как и при Петре - 72 повозки в военное время (в мирное вдвое меньше), то количество провиантских телег и партикулярных повозок значительно увеличилось. Разрешено было иметь: полковнику 5 повозок, подполковнику - 3, майорам и капитанам - по 2, обер-офицерам, лекарю и полковому писарю - по 1, под церковный намет - 2, по 2 в роте для офицеров, 3 для унтер-штаба; всем штаб-офицерам и попу, сверх того, по коляске.
Повозки штатного обоза по предназначению и по конструктивным признакам разделялись на пять видов: ящики, фурманы, палубы, телеги и роспуски.
Состояние обоза постоянно доставляло много забот командованию. В турецкую войну 1735-1739 гг. каждая кампания несла за собой ряд "усовершенствований" подъемной части.
В 1736 г., например, в обоз стали брать бочки: по одной с водой на роту и по несколько с пивом на полк. Количество перевозимого в обозе провианта было увеличено почти в три раза (запас на 2 месяца). Для тушения возможных пожаров, а татары постоянно выжигали степь перед армией, - в каждой повозке приказано было возить метлу.
Этого оказалось мало, и в 1737 г. солдатам и офицерам разрешили брать в поход столько телег с запасами воды, сколько "допускало состояние каждого".
Провиант решено было перевозить на волах, которые также закалывались в пищу по мере надобности. К армии направлялись сотни маркитантских повозок, владельцы которых снабжали имеющих деньги чинов продовольствием по установленным главнокомандующим ценам. Получившийся таким образом обоз оказался совершенно неподъемным; за 28 дней марша было пройдено лишь 219 верст; в конце концов, оставив большую часть "табора" под прикрытием специально выделенных войск, армия двинулась к Очакову.
В 1739 г. тяжелый обоз с многочисленным прикрытием изначально двигался позади армии. Самые же необходимые повозки размещались внутри каре.
Для иллюстрации беспорядков, происходящих в обозе, мы приведем несколько свидетельств очевидцев. Перешедший на русскую службу польский офицер писал: "...я хорошо понимал, что мой обоз (со мной были 14 лошадей, кормилица-служанка и 6 слуг) был слишком велик для субалтерн-офицера (офицера чином ниже капитана. - Авт.), но не имел уже возможности его убавить...".
По наблюдениям другого офицера - адъютанта Бирона - "не проходило почти ни одного дня, чтобы человек до ста в каждом полку не употреблены были для возки на себе полкового обоза..." Майоры могли иметь до 30 повозок, а гвардейские сержанты - до 16.
При Елизавете подъемная часть полка, еще более возросла, причем опять-таки в основном за счет партикулярного обоза.
В зимнее время офицеры "не находили возможным" ехать верхом при своих полках, обычно они группами следовали на приобретенных за свой счет санях вдали от подчиненных им солдат.
Штатный обоз из-за введения третьего батальона увеличился до 97 повозок и 219 лошадей. Тогда же приобретать частные повозки было разрешено дворянам - унтер-офицерам (по одной повозке на трех человек). Солдаты также могли обеспечивать себя перевозочными средствами, из расчета повозка на капральство. Даже при соблюдении норм это разрешение приводило к появлению 160 дополнительных повозок. При обозе находилось "великое число женщин", "борьбе" с которыми были посвящены многочисленные приказы командования. Уже при Гросс-Егерсдорфе в 1757 г. чрезмерный обоз и неумелое его расположение поставили русские войска на грань катастрофы. При выдвижении из лагеря оба используемых узких дефиле были загромождены повозками.
Поэтому постоянно делались попытки уменьшить размеры подвижной части. В 1757 г. для уменьшения обоза велено было взять всего по одной гранате на гренадера, а позже - по одной на двух.
Но и этого оказалось недостаточно: в конце войны, в 1761 г., предполагалось сократить количество повозок в гренадерском полку со 191 до 122, а в пехотном (двухбатальонном) - со 139 до 96; при этом так и не решились сократить размер партикулярного обоза. Провиант на 4 дня носился солдатом и на 15 дней возился в обозе. Маркитантов при армии практически не было, несмотря на все усилия, прилагаемые для их привлечения.
Неповоротливость армии на походе, помимо непомерно разросшихся обозов, обусловливали и плохо разработанные правила движения. Если в войнах с турками марш в боевом порядке и мог быть как-то оправдан, то построение ордер-де-баталии в походе в Семилетнюю войну совершенно непонятно. Не заботясь о хорошей разведке и опасаясь каких-либо неожиданностей, командующие заставляли полки целыми днями вышагивать без дорог, выравнивать фронт, "как бы неприятель следовал по стопам".
Основной пищей солдата по-прежнему оставались сухари и каши из различных круп. Мясные порции выдавались нерегулярно, хотя солдаты решением Синода от 1717 г. даже были освобождены от соблюдения поста во время походов. Обычно лишь чрезвычайная смертность заставляла командование заботиться о мясном и винном рационах. Участь раненых и заболевших солдат не становилась лучше. Полковые лекаря не могли обеспечивать медицинской помощью всех нуждающихся; от ротных же фельдшеров особой помощи ждать не приходилось. Не спасло положение добавление к штату одного подлекаря в 1735 г. и еще одного - в 1753 г. Качество подготовки этих "медиков", как правило, иностранцев-недоучек, оставляло желать лучшего. Лишь в 1761 г. за границу для правильного обучения стали направляться русские лекари, но квалифицированные медицинские кадры появились в русской армии гораздо позже, уже в XIX в.
Поэтому по-прежнему походы и лагерная жизнь уносили гораздо больше солдатских жизней, чем сражения. Особенно тяжелой оказалась турецкая война при Анне Иоанновне.
Чтобы хоть как-то предотвратить эпидемии и уменьшить смертность в 1738 г. приказано было давать солдатам в безводных местах сбитень, уксус, чеснок и хрен. Медицинским чинам под страхом денежного штрафа вменялось в обязанность тщательнее смотреть за больными.
Но причины болезней не устранялись: долгие марши по безводной степи и однообразная пища (сухари и мучная похлебка) истощали солдат. Больных по 4-5 человек сваливали на телеги; лошадьми правили "едва освободившиеся от болезни, которые более мертвыми, нежели живыми являлись".
Война со Швецией, во время которой пехота была посажена на галеры, заставила вновь вспомнить болезни петровских северных походов - цингу и понос от приморской соленой воды.
Новые испытания ожидали солдат в Семилетнюю войну. Так, в кампанию 1757 г. в русской армии на 60 тысяч списочного состава считалось: 14 сентября - 6321 больной, а 20 сентября - уже 8996. "В один день (20-го числа) заболело 465, умерло 50". Раненые не могли быть уверены в своей дальнейшей судьбе: в 1758 г. в Восточной Пруссии, например, по приказанию Фермора повозки "для больных" были отданы под продовольствие, а заболевшие и раненые солдаты должны были оставляться в придорожных селениях, зачастую настроенных весьма недружелюбно.
Сохранились свидетельства прусского офицера о расправе над русскими ранеными после сражения под Цорндорфом: "…много тяжело раненных русских, оставленных без всякого призрения на поле битвы, они (солдаты и поселяне прусские) кидали в ямы и зарывали вместе с мертвыми...".
Таким образом, во весь этот период проходящая армия неизменно оставляла за собой страшный след из трупов лошадей и безымянных могил тысяч погибших солдат.
Медицинская служба
Однако, нельзя не отметить тот факт, что во время Семилетней войны значительно повысился процент раненых солдат, возвращавшихся в строй после лечения. Если уж раненому солдату выпадало счастье не быть затоптанным людьми и лошадьми, не попасть под орудийные колеса и не остаться без помощи на поле боя, то в большинстве случаев (свыше 80 процентов) он вновь мог "выполнять свой долг". Напрягая все силы, Медицинская канцелярия высылала в действующую армию докторов и лекарей из России; из школ при госпиталях после экзаменовки выпускались подлекари. Поэтому период с 1758 по 1761 гг. характеризуется высокой укомплектованностью медицинского персонала в войсках и госпиталях.
Неплохо в русской армии была организована уборка раненых на поле боя. Так, после сражения под Гросс-Егерсдорфом она продолжалась три дня, а после битвы под Кунерсдорфом - два дня. Для сравнения скажем, что далеко не во всех армиях столь бережно относились к раненым. Например, пруссаки собирали своих раненых без особого энтузиазма (и большинство их становились жертвами мародеров), а во французской и английской армиях вообще не было организованного сбора раненых.
В русской армии уже начиная со времен Петра I делались попытки организовать эвакуацию раненых во время боя. При Петре их сопровождали за фронт "флейщики", а во время Семилетней войны из второй линии полков должны были выделяться целые команды с лекарями и телегами; тяжелораненого мог выводить из строя здоровый солдат. В то же время ни в одной другой стране помощь на поле боя не предусматривалась (в Пруссии, например, раненым просто не разрешалось покидать строй).
Лечение раненых было довольно примитивно. В большинстве случаев "на поле битвы... руки и ноги ампутировались без всякого разбора"; раны прижигались железом или маслом. При этом обезболиванием, в лучшем случае, служила чарка водки. Пули, разрезав предварительно рану, удалялись зондом или пальцем.
Какие же заболевания, помимо "старости, дряхлости и малоимения зубов", приводили к увольнению солдат со службы?
Пользуясь анализом данных, относящихся к 1760 г., можно выделить несколько групп заболеваний, распространенных среди военных: ревматические болезни ("в пояснице великая ломота, что по две недели ворохнуться не может", "в ногах и руках великая ломота и опухоль" и т. д. болезни органов дыхания ("в груди великий лом и удушье", "великий кашель", "чехотная болезнь"), почечно-каменная болезнь; цинга ("застарелая цинготная болезнь"); последствия ранений ("в плечо тяжело ранен и впредь рукою настояще владеть не может", "раны часто растворяются и кости выходят"); последствия травм ("от убою конского грудь внутрь погнута", "левою рукою от убоя мало владеет", "за вышиблением левой руки из плеча оной худо владеет"); грыжи; геморрой ("почечуйная болезнь"); нервно-психические болезни ("падучая", "в голове великая ломота", "частый обморок", "пришел в беспамятство", "в памяти большое замешательство"); понижение слуха и зрения.
Источник: О. Леонов, И. Ульянов. Регулярная пехота М. АСТ 1995