В Островом рубили хоромы. БоярыняВ Островом рубили хоромы. Боярыня обиходливая, строгая, всяко дело у ей с молитвою, худого слова не скажет. Хозяйка и ее вспомнила, а сын и тут: <Ейный-то Иван тоже един, а идет на рать!> - Дак он воин, его и стезя такова! - окоротил было отец. Воин... А по улице бесконечною чередою шли мужики. Глухое <ширть>, <ширть>, <ширть> доносило и сюда, в клеть, хоть уши затыкай! Стоптанные шептуны сбрасывали тут же, закидывая куда в кусты, обочь дороги, подвязывали новые, и снова бесконечное <ширть>, <ширть>, <ширть>... <Уйду от них! Все одно уйду, не удержат! - думал парень, привалясь лбом к тесовой, янтарно-желтой, ниже уровня дома, стене. - Убегом уйду!> Отец вошел со двора, пожевал губами, подумал. Негромко позвал по имени. Парень оборотил лобастое, рассерженное лицо. - Из утра уйдем! - твердо сказал отец. - Собирайсе враз, а я рогатины насажу! Бабе, что, охнув, вылезла из запечья, плотник высказал, твердо поджимая рот: - Вместе пойдем! Пригляжу тамо за парнем, коли што... Сказал, будто и не на войну, не на рать, а куда на плотницкое дело собрались отец с сыном, и баба поняла, охнула, сдерживая слезы, полезла в подпол за дорожною снедью... Из утра, едва только пробрызнуло солнце, двое ратников, старый и молодой, спустились с крыльца с холщовыми торбами за плечами, с топорами за поясом, пересаженными на долгие рукояти, неся на плечах широкие рогатины. На одном был хлопчатый стеганый тегилей, на другом |
|