Бунина с семенами подсолнечника тесно

Бунина с семенами подсолнечника тесно связан портрет участника революции: «Весь день праздно стоящий с подсолнухами в кулаке, весь день механически жрущий эти подсолнухи дезертир <...> И физически больно от отвращения к нему, к его толстым ляжкам в толстом зимнем хаки, к телячьим ресницам, к молоку от нажеванных подсолнухов на молодых, животно первобытных губах» (2, 87). Здесь, как и у Паустовского, подсолнечник возникает рядом с пустыми словами, которым не верит даже дезертир: «Жрет и от времени до времени задает вопросы, не говорит, а все только спрашивает, и ни единому ответу не верит, во всем подозревает брехню» (там же). Таким об разом, в дни революции слово потеряло смысл, оно пустое, как подсолнечная шелуха. Эта бессмысленная единица речи прилипает к губам, пережевывается, но остается снаружи, как отличительный знак ее носителя.

На протяжении 1917 – 1920 х годов мироощущение, мировосприятие, чувства двух

писателей были удивительно близки. Возможно, именно поэтому в их творчестве возникает образ символ подсолнечной шелухи, характеризующий революционные события.

Здесь, на Рязанской земле, в Мещерских краях, которые Константин Георгиевич на

звал своей второй родиной, особенно уместен разговор о том, как выглядело это понятие

«родина» у двух великих носителей света культуры, какими были Паустовский и Цветаева, объединенные, кстати, еще одной малой родиной – Тарусой.