Краюху хлеба с крупной очищеннойКраюху хлеба с крупной очищенной луковицей, которую, откусывая, макал в серую крупную соль. Кто молился в голос, кто про себя, беззвучно повторяя святые слова. Отец-плотник тихо выговаривал сыну, дабы не лез вперед, но и не бежал, а стоял у него за плечом. Сын почти не слушал родителя. Оттуда, из тумана, доносило глухой ропот и ржанье татарских коней. И сейчас так ему чаялось удрать, забиться куды в овин, затянуться под снопы - авось не найдут! Такой страх объял - воздохнуть, и то трудно становило. Сырой, настоянный на травах туман забивал горло, казался горьким дымом... Меж тем розовело. Неживою рукой принял он от отца баклажку с теплым квасом, отпил, стало легче. <Господи! - шептали уста. - Господи! Пошли, как всем, так и мне!> Боярин подъехал. Кусая ус, стал обочь. Умный боярин: не кричал, не махал шестопером. Дождав, когда мужики сами, завидев его, начали вставать, наклонил голову и, больше руками, чем словом, подъезжая вплоть, начал ровнять ряды. - Плотней, плотней станови! - приговаривал. Рогатину в руках у парня, взявши за древко, утвердил, положив на плечо родителя. - Так держи! - сказал. - И сам уцелеешь, и батьку свово спасешь! Мужики отаптывали лаптями травы вокруг себя - не запутаться бы невзначай! Кто еще торопливо дожевывал, кто отпивал последний глоток, но уже туман прокинулся, и запоказывались бесчисленные татарские ряды, и крик донесло сюда, горловой, далекий. И тут многие поднялись руки, сотворяя крестное знамение, и уже после |
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
