За зиму и весну 1757 г. образовалась против дерзкой Пруссии та грозная коалиция трех великих военных держав — Австрии, России и Франции, — которая, несмотря на ее длительную подготовку, не ожидалась Фридрихом в той форме, какую она приняла, и которая достигла своей полной зрелости лишь после ее выступления.
Первая мысль Фридриха - держаться оборонительного образа действий: пожертвовать Силезией, поскольку она не полностью прикрывалась прекрасно сооруженными крепостями, и стянуть главные силы своей армии в Саксонию, чтобы в зависимости от обстоятельств обрушиться на голову австрийцев или французов, когда и где бы они ни приблизились к нему. Итак, он предполагал предоставить, как и перед Гогенфридбергом, инициативу противникам. Но тут Винтерфельд предложил ему самому взять в свои руки инициативу, уже в апреле вторгуться в Богемию и разбить австрийцев раньше, чем успеют подойти французы. Король возражал. Ведь австрийцы, располагавшие приблизительно такими же силами, как и пруссаки, были, подобно последним, сосредоточены в четырех группах на границе Силезии и Саксонии.
Трудно было бы для пруссаков в это время года, когда ничего ни для людей, ни для лошадей еще нельзя было найти на полях, тащить за собою обозы с необходимым продовольствием и фуражом. Если же натолкнуться на одну из австрийских армий, в особенности на ту, которой командовал Броун и которая была расквартирована против Рудных гор по нижнему течению Эгера, заняв укрепленную позицию, и король, подойдя к ней из-под Дрездена, оказался бы вынужденным отойти за недостатком продовольствия, то и все остальные колонны подверглись бы серьезной опасности и все предприятие потерпело бы неудачу. Поэтому Фридрих внес некоторые улучшения в план Винтерфельда в том смысле, что Шверин, оттеснив своего противника в сторону, должен был так продвигаться из Силезии (через Юнг-Бунцлау), чтобы угрожать корпусу Броуна с тыла, заставить его маневрированием покинуть свои крепкие позиции и расчистить таким образом дорогу королю.
При этом открывались также перспективы захвата австрийских магазинов; можно было глубже проникнуть в страну и еще найти случай нанести поражение той или другой австрийской армии.
План этот увенчался блестящим успехом, однако не так, как он был задуман. Шверин достиг Юнг-Бунцлау, и ему посчастливилось поспеть вовремя, чтобы воспрепятствовать уничтожению австрийских магазинов в этом городе. Без этого счастливого случая он попал бы в крайне затруднительное положение. Тем не менее дальше продвинуться в указанном ему направлении, на Лейтмериц или на Мельник, он не мог, ибо австрийцы угрожали ему с другой стороны, а отказаться от захваченных в Юнг-Бунцлау магазинов он не мог.
Таким образом, план короля оказался невыполненным, да к тому же и ненужным, так как Броун, застигнутый совершенно врасплох внезапным наступлением неприятеля, очистил крепкие позиции на Пашкове Поле и за Эгером и отступил к Праге.
Таким образом, четыре продвигавшиеся с разных сторон прусские колонны могли соединиться под Прагой, не подвергаясь поодиночке атаке соединенных сил австрийцев. Наоборот, из четырех групп австрийских войск под Прагой оказались в сборе только три, в то время как пруссакам удалось сосредоточить здесь все свои силы.
Здесь австрийцы решили далее не отступать, а принять сражение восточнее Праги; они были атакованы, разбиты и окружены в Праге (6 мая). Но ранее чем их удалось принудить к сдаче, подошла на выручку другая армия, отрезала пруссакам подвоз продовольствия из Силезии и тем принудила их принять в невозможных условиях сражение под Колином (18 июня), окончившееся поражением пруссаков.
Если мы обратим внимание на ту решительность, с которой
Фридрих Великий стремится в эту кампанию к сражению, и на его конечную идею — путем окружения совершенно уничтожить неприятельскую армию, то мы испытываем искушение признать, что в эту кампанию король перешел на начала стратегии сокрушения. Но какой бы грандиозной ни представлялась эта
концепция, все же при более внимательном рассмотрении мы убеждаемся, что таким пониманием мы не возвеличиваем короля, а принижаем его и погрешаем как против его величия как полководца, так и против истины.
Если бы Фридрих преследовал идею сокрушения, его бы справедливо можно было упрекнуть в том, что он обратился к ней лишь тогда, когда было уже слишком поздно. В первый год войны, возможно, он достиг бы на этом пути намеченной цели, так как австрийцы еще не успели подготовиться; в 1757 г., как то подтвердил и сам исход, превосходство сил у пруссаков было уже недостаточным.
Далее нам пришлось бы признать, что король вовсе не отдавал себе отчета в существе и размахе собственного плана. Незадолго до того как приступить к операциям, он делится им со своим союзником, английским королем, и с фельдмаршалом Левальдом (10 и 16 апреля), командовавшим в Восточной Пруссии, и при этом он ни словом не упоминает о решительном сражении, но говорит лишь о магазинах, которые он хочет захватить у австрийцев; через это он надеется их чуть ли не вытеснить из Богемии, или, как он пишет в других письмах, прогнать их за Бераун, т. е. немного южнее Праги. Все это ему рисуется налетом (Coup), который он надеется завершить до 10 мая, чтобы затем обратиться против французов либо против русских.
В-третьих, если бы Фридрих мыслил иначе и мечтал сокрушить Австрию одним ударом, он совершил бы крупную ошибку в оценке сил той и другой стороны. Ибо даже если бы он одержал победу под Колином и взял в плен запертую в Праге армию, все же неизвестно, принудил ли бы он этим мужественную Марию Терезию к миру.
Следовательно, кампанию 1757 г. следует понимать точно так же, как и все прочие кампании Фридриха Великого, с точки зрения стратегии измора, но имея в виду, что в ней Фридрих ближе всего подошел к полюсу сражений, а следовательно, и к стратегии сокрушения. В его взглядах не произошло никакого принципиального переворота, и он отнюдь не кинулся вдруг из одной крайности в другую. Упрек, который ему делали, что его первоначальный план кампании был так «малодушен», что его трудно даже объяснить, столь же необоснован, как и противоположный, — которым после Колина высмеивал его брат Генрих: «Фаэтон упал». Как мы видели, первоначальный план Фридриха заключался в том, чтобы дать своим противникам приблизиться к нему, дабы атаковать их поочередно. Этот план был обострен тем, что на ближайшего противника, австрийцев, повели сами наступление, причем этот последний план получил новое обострение тем обстоятельством, что сражение под Прагой привело совершенно неожиданно к окружению главных австрийских сил в крепости, так что открылась возможность взять в плен всю эту армию.
Еще утром в день сражения Фридрих ни о чем подобном не помышлял, так как австрийцы, опираясь левым крылом на Прагу, стояли фронтом на север, так что в случае поражения им естественно было направить свой путь мимо Праги, на юг. При значительном превосходстве сил, коими располагал Фридрих, он оставил третью часть своей армии под командой Кейта на западной стороне Праги, чтобы отрезать путь отступления австрийцам в западном направлении через город, и, кроме того, он приказал принцу Морицу с 3 батальонами и 30 эскадронами переправиться через Молдову, чтобы еще атаковать австрийцев во время их отступления.
Это предприятие не увенчалось успехом, ибо не хватило понтонов для переправы, но сам
Фридрих придавал ему так мало значения, что в своих мемуарах он даже вовсе и не упоминает об этом отданном им распоряжении. Так как предполагаемый путь отступления был удален от Молдовы еще на целую милю, то Мориц, вероятно, и не мог бы произвести со своими 4000 человек какого-либо решающего действия. Во всяком случае, такое распоряжение Фридриха служит доказательством тому, насколько он стремился усилить до высшей меры результаты ожидаемой победы; этим он приближается к стратегии сокрушения. Однако вся картина боя изменилась, так как фронт австрийцев оказался неуязвимым с севера, и пруссаки продвинулись мимо него, дабы атаковать их с востока.
Сообразно с этим, австрийцы заняли новый фронт и таким образом стали тылом к городу и в конце концов были в него отброшены. Лишь на следующий день пруссаки это заметили к великому своему удивлению, и только тогда поняли, какого огромного успеха они достигли своей победой. Тут только и возникла мысль взять в плен всю австрийскую армию посредством голодной блокады. Тем не менее король остается в рамках стратегии измора, ибо даже в случае удачи он не замышляет идти на Вену, добиться мира и обратиться со всеми силами против французов, но исходит из предположения, что войну против Австрии придется вести дальше, и намеревается отрядить против французов только 30 000 человек.
Но вся кажущаяся огромной удача окружения неприятельской армии на самом деле, как выражается Клаузевиц, была лишь коварной ловушкой судьбы. Позднее сам Фридрих в записке объяснял всю неудачу своего плана кампании тем, «что победа под Прагой, одержанная исключительно усилиями войска, отбросила всю армию принца Карла в Прагу, что сделало осаду города невозможною». Поэтому только при полном непонимании образа мышления Фридриха можно полагать, что он с самого начала намечал такое окружение и с этой именно целью оставил на западной стороне города корпус Кейта. Подлинное и первоначальное задание этого корпуса, напротив, вполне согласовалось с принципами короля остаться во время сражения при Кессельдорфе на северной стороне Эльбы. Подобно тому как он тогда хотел прикрывать дороги и сообщения с Берлином и Силезией, так теперь Кейт должен был прикрывать сообщения с Саксонией, а раз он уже стоял на том берегу, то ему и было поручено воспрепятствовать отходу австрийцев в этом направлении и отрядить принца Морица через Молдову на предполагаемый путь отступления австрийцев.
Следовательно, кампания не была проведена согласно заранее составленному плану. Основная идея, что Шверин должен маневрированием вытеснить Броуна из его позиции на реке Эгер, угрожая его флангу, оказалась даже невыполнимой. Тем не менее в конечном счете успех был достигнут благодаря достоинствам плана и искусной стратегии, а не благодаря одной счастливой случайности. Смелое продвижение вперед и внезапность его оказались настолько действенными, что моральные силы неприятельских вождей не выдержали, и дорога пруссакам была открыта без сопротивления. Довольно непоследовательно австрийцы остановились затем под Прагой и предоставили противнику столь желанный случай нанести удар.
из книги: История военного искусства в рамках политической истории
(Том IV, Часть третья. Эпоха постоянных армий)